СЛОВО В НЕДЕЛЮ 2-Ю ВЕЛИКОГО ПОСТА

                              Святитель Иннокентий (Борисов),
                             архиепископ Херсонский и Таврический

           Известно ли вам, братья мои, что в продолжение Великого поста каждый день недельный посвящен Церковью воспоминанию какого-либо великого события. Так, в воскресение, непосредственно перед постом, воспоминается в церкви падение Адамово, дабы мы, приведши себе на память, как род человеческий изгнан из рая сладости за невоздержание, тем усерднее облобызали святой пост, как дверь в рай потерянный. В первую неделю самого поста совершается торжество Православия, показующее, чего стоило некогда сохранение сокровища веры во всей его неприкосновенности, и этим самым научающее нас дорожить им по-надлежащему. На средине поприща постного предложится для поклонения Всечестный Kрест, в ободрение нас к дальнейшим подвигам и для услаждения им горьких вод покаяния. Пятая седмица огласится именем святого Иоанна Лествичника, как величайшего из подвижников благочестия, который не только сам, как орел, воспарил над всем дольним*, *Земным, низшим. но в творениях своих начертал и для других лествицу к небу. Последняя неделя Четыредесятницы начнется ублажением памяти преподобной Марии Египетской, как трогательнейшего образца покаяния: ибо первою половиною жизни своей, она, как известно, превзошла едва не всех грешников; а в продолжение последней - удивила чистотою своею самих Ангелов. В нынейшний день недельный, по уставу Святой Церкви, прославляются подвиги святого Григория Паламы, архиепископа Фессалонитского.
При таком распорядке в уставе церковном, в каждую седмицу нынешнего поста первый источник для душевного назидания нашего есть воспоминание, вместе с Церковью, того лица или события, которому посвящена неделя. Мы тем с большею охотою воспользуемся ныне этим источником - и для вас, и для себя, что он, как ни близко протекает от каждого, но, к сожалению, весьма мало употребляется в дело, так что для многих почти вовсе неизвестен. Таким образом, слова и беседы наши с вами, если не будут иметь другого какого действия, то, по крайней мере, приведут сколько-нибудь в известность этот святой источник.
Итак, ныне, как мы сказали, совершается хвалебная память во святых отца нашего Григория Паламы. Чем заслужил он почесть столь великую? Не тем ли, что был пастырь знаменитой, особенно в древности, паствы Фессалонитской? Но мы имеем пространный список пастырей этой Церкви, и ни один из них не разделяет этой чести со святым Григорием. Или, может быть, он прославляется за то, что был просвященнейший святитель своего времени и оставил нам много своих поучительных творений? Но и за это отличие надлежало бы прославлять не его одного, а и многих других, чего, однако же, не делает Святая Церковь. Можно еще подумать, что святой Григорий ублажается так за свою особенную святость. Это гораздо ближе к делу; ибо без святости жизни он никоим образом не сделался бы предметом похвалы для Церкви; но и ее причина не изъясняет всего, так как и святостью жизни отличался не он один, а многие. Если целая седмица святого поста украшается именем святого Григория, то должно быть в самых деяниях его нечто такое, почему он особенно приходит на память во время поста и вследствие чего воспоминайте о нем служит к особенному назиданию для постящихся. Что бы это было такое? - То, как видно из жития его, что он, во-первых, был один из величайших подвижников в монашеском и, следовательно, постническом и труженическом образе жизни на святой горе Афонской. Там провел он бо?льшую часть своих дней в посте, молитве и безмолвии, и там возрос он до той чистоты сердца и высоты духа, что сделался видимым и ощутительным для всех сосудом благодати Божией. - То, во-вторых, что святой Григорий был ревностнейший поборник жития пустынного и, следовательно, постного против тех, которые хотели очернить и унизить его разными клеветами. Последнее обстоятельство это требует пояснения: поэтому мы войдем в некоторые подробности, которые, впрочем, таковы, что могут послужить к назиданию и в наше время.
Пустынножители горы Афонской, ведя образ жизни подвижнической, до того очищали себя от всего плотского и до того утончались и возвышались в духе, что многие из них сподобляемы были откровению и видений духовных - особенно осияния светом небесным, подобным тому, который виден был окрест Спасителя на Фаворе. В событии этом не только не было ничего противного духу Евангелия, но, можно сказать, оно было доказательством и залогом того, что обещается в нем праведникам: то есть что они сами просветятся, как солнце, в Царствии Небесном. Ибо удивительно ли, что те, которые предназначены быть некогда, как солнце, и ныне уже, на земле, озаряются, как луна, светом от духовного Солнца, которое есть Христос Господь? Но иначе смотрели на этот духовный опыт враги Православия. Вместо того чтобы признать с благоговением в нем успех подвижников в духовной жизни, они смотрели на него как на плод воображения. Мало этого: начали разглашать всюду, что афонские пустынники впали не только в самообольщение, но и в ересь; что они, усвояя этому пренебесному свету божественность, вводят якобы в Божество два начала - сотворенное и несотворенное, что подобным учением нарушается даже вера правая.
Можете представить, братья, как горька была клевета эта для обитателей святой горы и как тяжела для всей Церкви Православной! Среди тогдашних треволнений еретических, Афон всегда был как духовный Арарат, на котором находил себе пристанище и спасался ковчег Православия; и вот, на этом самом Арарате, как утверждали зломыслящие, является ересь, является под видом самым благочестивым и, следовательно, наиболее опасным! Такая мысль могла привести в смущение и тех, которых чувства приучены, - по выражению апостола, - навыком к различению добра и зла (Евр. 5, 14); тем более не могли оставаться в покое души простые и малоопытные в жизни духовной: вся Церковь Греческая пришла в сильное волнение!..
В это-то опасное для Церкви время пастырь Фессалонитский является как Ангел тишины для укрощения бури. Обладая обширным и глубоким познанием Святого Писания, он показывает всем и каждому, что учение о свете Фаворском, видения которого сподобляются подвижники афонские, совершенно согласно с духом Евангелия, что те, которые сомневаются в бытии этого света и в озарении им избранных Божиих еще на земле, обнаруживают этим только недостаток своей чистоты и своих духовных подвигов. Kак ученик и воспитанник Афона, которому не по слухам только, а на опыте известен был образ жизни тамошних подвижников, святой Григорий входит во все подробности спорного предмета, преследует каждую клевету зломыслящих от первого ее начала и до последнего конца и, рассеяв, таким образом, тьму, наведенную на святую гору, показует ее во всем, до тех пор еще не так известном, величие духовном. Самый плен у сарацин не связывает уст святого Григория: он и в узах продолжает разить врагов Православия и утверждать в истине колеблющихся чад Церкви.
В благодарность за эти апостольские подвиги, доставившие мир Церкви Православной и приобретшие Григорию наименование сын света Божественного, вскоре по святой кончине его единодушно положено пастырями Церкви, чтобы память о нем украшала собою настоящий день недельный. И праведно! Поскольку им ограждена и защищена честь не только жителей Афона, а всей жизни подвижнической; спасена честь святого поста, как первейшего из средств, которым святые подвижники афонские достигали озарения светом Божественным: то воспоминание подвигов святого Григория всего более потому приличествовало не другому какому-либо времени, а именно дням Великого поста.
Мы, благодарение Господу, свободны от еретических треволнений, смущавших Церковь во время святого Григория; но память о нем весьма поучительна и для нас. Чем? - Тем, чтобы мы, содержа в уме древний пример, не позволяли себе увлекаться теми легкомысленными суждениями о жизни подвижнической и, в частности, о святом посте, которые, к сожалению, можно слышать по временам и из уст людей, не чуждых уважения к Церкви. Тем более, чтобы заграждали слух свой от безумного глумления в этом роде тех, которые берутся судить о всем и отвергать все, сами не ведая, как должно, ничего. Не удивительно, если духовные опыты святых подвижников всего чаще подвергаются нареканию у таковых лжеумников; ибо они слишком удалены от их скудного и слабого понятия о предметах духовных и совершенно противоположны их оплотянелому взгляду на все и на самый дух человеческий.
Если встретите подобных людей, если услышите подобные речи, то вспомните о святом Григории и его подвиге; вспомните, как он рассеял и низложил клеветы на святую жизнь подвижников. Такое воспоминание послужит для вас всегда готовым щитом против соблазна. Не в первый и не в последний раз жизнь по духу подвергается нареканиям от людей плотских. Апостол давно сказал, что душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь... (1 Kор. 2, 14). Приметьте выражение апостола: и не может разуметь; как же судить о том, чего не разумеем? Чтобы судить о духовных предметах, тем более о духовных опытах, надобно самому судящему сподобиться Духа, чего да достигнем все мы благодатью Господнею и молитвами святого Григория! Аминь.